Абдулла Шаиг

ПИСЬМО НЕ ДОШЛО

Был морозный зимний день. Резкий холод обжигал лицо. Словно облекшись в траур, небо закуталось в плотную чадру, а горы и долины затянуло белесым саваном. На улицах по снежным сугробам, боязливо озираясь, прыгали вороны. Тепло одетые, хорошо обу­тые люди, выйдя из уютных жарко натопленных домов, беспечно ездили в санях или шли пешком. И ничего кроме удовольствия не могли им доставить эта леденя­щая стужа и жестокий мороз.

Неужели все несчастья и горести жизни выпадают только на долю неимущих?

Курбан сидел в конце Шайтан-базара, около своего земляка, уличного писца муллы Фарзали, писавшего письма и прошения. Курбан совсем окоченел от холода. Придерживая одной рукой открытый ворот ветхой рубахи, а другой — отдирая чувяк, примерзший к ноге, он говорил:

-      Напиши для меня письмецо, мулла. Ведь сам знаешь, какой я тебе доход приношу. Не прошло и года, как я приехал сюда из родных мест, а уже считая с этим, заказываю тебе пятое письмо.

Мулла Фарзали потер окоченевшие от холода пальцы. Достал клочок бумаги, положил его на колени и, позевывая, спросил:

-      Говори, земляк, что писать?

Курбан еще ближе подсел к мулле и, словно собираясь поведать ему какую-то тайну, зашептал:

-      Во-первых мулла, напиши от меня привет матери моих детей. Напиши, чтоб она поцеловала за меня в глазенки Анаханум и Мемиша, берегла их и лелеяла. Потом, напиши, что и я, слава аллаху, жив и здоров. Через Гулама-Рзу посылаю вам пятнадцать рублей, вышлю еще; пусть ребятишки не терпят нужды ни в чем, а сам я приеду в конце весны.

Окунув перо в чернильницу, мулла принялся было строчить письмо, но чернила так загустели, что писать было н-ельзя. Мулла Фарзали осторожно плюнул в чернильницу, размешал и принялся писать снова.

Курбан еще плотнее запахнулся ветхим архалуком, прикрыв торчащие иглами волосы на груди и, весь съежившись от пронизывающего холода, сокрушенно сказал:

-      Эх, мулла-ами, к плохому человеку попал я на работу. Колодец прорыт уже больше чем на тридцать сажен. Мы просим, умоляем хозяина: «Ага, прибавь нам плату, — спускаться так глубоко нам не под силу, задыхаемся от газа». Но злодей, сын злодея, упрямится: сбудете, говорит, рыть, как прежде условились, а то не заплачу ни копейки». Трудно, мулла, зарабатывать здесь деньги. Вот у тебя завидное ремесло: напишешь за день десяток писем, прошений, пару молитв — вот и СЫт Да ниспошлет тебе аллах свою милость, что еще хочешь?

Мулла Фарзали спрятал ручку и, захватив кончи-ками пальцев щепотку песку из выемки в стене, посы­пал бумагу.

-      Эх, земляк! — отвечал он. — Со стороны драка кажется забавой. Не такая уж приятная у меня работа, как это тебе кажется. Зимой и летом сиди на пере­крестке и жди, когда придет заказчик. Иной раз Уже в глазах начинает темнеть. А бывают дни, когда ни один человек не подходит. Так и сидишь, потирая пустое брюхо.

Мулла поплотнее закутался в свою абу и принялся громко читать написанное.

Курбан весь обратился в слух, сидя с разинутым ртом, словно собирая проглотить выходящие из уст муллы слова, и потом с заблестевшими от радости глазами, сказал:

-      Мулла, напиши еше поклон Гулам-Гусейну и напиши, чтоб до моего возвращения он прием атрн ват за ребятишками. Пусть он напишет мне, что стало с нашей золотистой коровой, и продали ли слепую кобылу. И еще напиши, что когда приеду, привезу Анаханум и Мемишу по красненькому узорчатому платочку.

Дописав письмо, мулла Фгрзали аккуратно сложил его, положил в конверт и, обращаясь к Курбану, спросил:

-      Земляк, на чье имя послать письмо? Курбан смущенно почесал затылок:

-      Напиши, мулла, чтоб вручили матери детей Курбана.

Написав  это,  мулла протянул конверт Курбану.

Дрожащими от радости руками Курбан взял письмо, внимательно оглядел его и хотел было спрятать на груди, но письмо выскользнуло из его продрогших рук, и упало на землю. Быстро нагнувшись, Курбан схватил его .и, осторожно очистив от мерзлой земли, бережно спрятал за пазуху.

Потом он достал из кармана кисет, вынул гривенник и вложил в руку муллы.

-      Возьми, земляк. К байраму я опять приду заказать новое  письмо, тебе немало еше перепадет от меня.

Он зашагал, крепко прижимая к груди письмо.

Ему хотелось поскорее добраться до жилища своего земляка Гулама Рзы, вручить ему это письмо и пере­дать кое-что на словах.

 «Счастливец этот Гулам-Рза, — думал дорогой Курбан. - Сколотил немного денег и теперь поедет повидаться со своими детьми. Как чудесно будет там через месяц! Леса, горы и холмы покроются зеленью, расцветут цветы, деревья оденутся зеленой листвой, вернутся из теплых краев ласточки, первые вестницы весны. Скворцы, жаворонки и журавли начнут вить гнезда. Всюду на полях и огородах закипит работа, рыбаки пойдут рыбачить на реки и озера. Эх, нужда, нужда, что ты сделала со мной. Бросила на чужбину, оторвала от жены и детей».

Слезы подступили к самому горлу Курбана. На мгновение сердце его замерло, колени задрожали, и, теряя последние силы, он упал на хрустящий снег. Разбитый, изнемогший, с трудом придя в себя, Курбан приподнял голову. Перед глазами его замелькали рас­секавшие шумную толпу нарядные сани, довольные оживленные лица тепло одетых пешеходов. Курбан окинул эту сытую, самодовольную радость взглядом, полным горечи и ненависти, и с его бескровных губ сорвался тяжелый вздох. Овладев собой, он медленно поднялся. Поспешно сунул руку за пазуху, убедился, что письмо там, и, еще сильней прижав его к груди, зашагал к дому своего земляка.

Дверь была заперта. Грустный и опечаленный, Курбан повернул обратно. Бродя, как помешанный, в густой толпе рабочих, он заметил вдруг другого своего земляка—Сафтара. Курбан подошел, к нему, поздоро­вался и узнал, что Гулам-Рза ушел в город.

-      Как придет Гулам-Рза, — попросил Курбан Сафтара, — передай ему, что я заходил. Он должен непременно повидаться со мной перед отъездом. Я хочу послать с ним письмо и деньги семье и передать кое-что на словах.

Курбан пошел домой.

-      Подлецы, негодяи! Пока колодец был неглубокий, головой был я, а хвостом они. Куда поворачивал я, туда они и шли. Ä теперь, когда колодец углублен, они хотят стать головой. Каждый день мне новый ульти­матум. Что ни день, то новые требования. Колодец, видите ли, глубок, там пахнет смертью... и всякий тому подобный вздор. И еще не знаю что там. Тьфу! Плевать я хотел на таких бесстыжих, бессовестных людей! Плеть, плеть, вот что вам нужно,-— кричал и бесновался хозяин колодца Гаджи-Кули.

Сафтар и Тариверди опорожнили поднятые из колодца ведра с песком и прежде чем снова спуститься, Тариверди сказал хозяину:

Ли ага. Мы по-прежнему были и остаемся только хвостами, ты сам посуди, сейчас опаснее всего рабо­тать в колодце. Ведь совесть тоже хорошая вещь.

Взгляни,— перебил Сафтар товарища, указывая рукой в сторону нефтяных промыслов, — под каждой пядью, под каждой горстью этой земли, всюду, куда ни ударишь заступом, наткнешься на кости рабочих. Ото­всюду слышатся их стоны. А тем, кто живет в этих роскошных высоких домах...

-      Ну и подыхайте себе, — прерывая Сафтара за­кричал Гаджи-Кули, топнув ногой, — Вы думаете, деньги наживаются легко? Вы рискуете жизнью, а мы золотом.

-      Сафтар, ай Сафтар, — дергал Курбан канат рз скважины.

Сафтар и Тариверди бросились к колодцу. Свесив­шись, они заглянули в глубь колодца, но вдруг оглуши­тельный грохот взорвавшегося газа заставил их в ужасе отпрянуть.

-      Да простит нас Аллах. И Курбан тоже погиб, взволнованно прошептали они.

Гаджи-Kули, гению не слыша этих слов, опасливо подошел к колодцу и осторожно склонился над ним. Глаза его загорелись радостью. Счастливая улыбка заиграла на губах.

-      Выход нефти открыт, теперь она забьет, — крик­нул он в диком восторге.

-      Гаджи, а как же тело Курбана? — С напускным равнодушием спросил Тариверди. — Так оно останется в колодце?

Слова эти оторвали Гаджи-Кули от радужных мыс­лей. Он широко раскрыл глаза. Достав из кошелька две двадцатипятирублевки, он  процедил  сквозь зубы:

-      Тот, кто вытащит труп, получит пятьдесят рублей.

Тариверди подошел к колодцу и, увидев поднимав­шуюся, -клокочущую нефть, сказал:

-      Бедный Курбан, ты сам своими руками вырыл себе могилу.

Гаджи протянул им ассигнации.

-      Возьмите, пусть эти пятьдесят  рублей будут вашими, разделите их между собой, но смотрите,— про это никому ни слова

-      Ага, — спросил Сафар, — а как быть с одеждой? Гаджи, опустив руку ему на плечо, ответил:

-      Заройте ее где-нибудь поблизости.

Когда Сафтар и Тариверди, собрав одежду, встрях­нули ее, на землю упал конверт. На конверте было написано: «Вручить матери детей Курбана».

Сафтар и Тариверди сокрушенно разглядывали конверт.

-      Бедняга Курбан, письмо не дошло,- вздохнув, горестно прошептали они.